Неточные совпадения
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в
верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные
окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Около двух часов пополуночи я отворил
окно и, связав две шали, спустился с
верхнего балкона на нижний, придерживаясь за колонну.
Окна нижнего этажа были заключены в высоко выдавшиеся гранитные карнизы;
верхний этаж состоял весь из небольших арок, образовавших галерею; между ними видны были решетки с гербами.
Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег. Над красным стеклом
окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его
верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось.
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному деревянному дому;
окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками, в
окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
В глубине двора возвышалось длинное, ушедшее в землю кирпичное здание, оно было или хотело быть двухэтажным, но две трети второго этажа сломаны или не достроены. Двери, широкие, точно ворота, придавали нижнему этажу сходство с конюшней; в остатке
верхнего тускло светились два
окна, а под ними, в нижнем, квадратное
окно пылало так ярко, как будто за стеклом его горел костер.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь
верхние стекла
окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно одетые, но одинаково смирные люди, снимают
верхнюю одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам в большую, узкую и длинную комнату, с двумя
окнами в ее задней стене, с голыми стенами, с печью и плитой в углу, у входа: очевидно — это была мастерская.
И с этого момента уже не помнил ничего. Проснулся он в комнате, которую не узнал, но большая фотография дяди Хрисанфа подсказала ему, где он. Сквозь занавески
окна в сумрак проникали солнечные лучи необыкновенного цвета,
верхние стекла показывали кусок неба, это заставило Самгина вспомнить комнатенку в жандармском управлении.
Самгин вспомнил, что она не первая говорит эти слова, Варвара тоже говорила нечто в этом роде. Он лежал в постели, а Дуняша, полураздетая, склонилась над ним, гладя лоб и щеки его легкой, теплой ладонью. В квадрате
верхнего стекла
окна светилось стертое лицо луны, — желтая кисточка огня свечи на столе как будто замерзла.
Туробоев присел ко крыльцу церковно-приходской школы, только что выстроенной, еще без рам в
окнах. На ступенях крыльца копошилась, кричала и плакала куча детей, двух — и трехлеток, управляла этой живой кучей грязненьких, золотушных тел сероглазая, горбатенькая девочка-подросток, управляла, негромко покрикивая, действуя руками и ногами. На
верхней ступени, широко расставив синие ноги в огромных узлах вен, дышала со свистом слепая старуха, с багровым, раздутым лицом.
— Да, стреляют из пушки, — сказал он, проходя в комнаты. В столовой неприятно ныли
верхние, не покрытые инеем стекла
окон, в трубе печки гудело, далеко над крышами кружились галки и вороны, мелькая, точно осенний лист.
Он очень удивился, увидав, что его привели не в полицейскую часть, как он ожидал, а, очевидно, в жандармское управление, в маленькую комнату полуподвального этажа: ее
окно снаружи перекрещивала железная решетка, нижние стекла упирались в кирпичи ямы,
верхние показывали квадратный кусок розоватого неба.
Она подошла к
окну и села. Я не хотел увеличить ее смущенья и заговорил с Чертопхановым. Маша легонько повернула голову и начала исподлобья на меня поглядывать украдкой, дико, быстро. Взор ее так и мелькал, словно змеиное жало. Недопюскин подсел к ней и шепнул ей что-то на ухо. Она опять улыбнулась. Улыбаясь, она слегка морщила нос и приподнимала
верхнюю губу, что придавало ее лицу не то кошачье, не то львиное выражение…
Мы как-то открыли на лестнице небольшое отверстие, падавшее прямо в его комнату, но и оно нам не помогло; видна была
верхняя часть
окна и портрет Фридриха II с огромным носом, с огромной звездой и с видом исхудалого коршуна.
Посредине дома — глухие железные ворота с калиткой всегда на цепи, у которой день и ночь дежурили огромного роста, здоровенные дворники. Снаружи дом, украшенный вывесками торговых заведений, был в полном порядке. Первый и второй этажи сверкали огромными
окнами богато обставленных магазинов. Здесь были модная парикмахерская Орлова, фотография Овчаренко, портной Воздвиженский.
Верхние два этажа с незапамятных времен были заняты меблированными комнатами Чернышевой и Калининой, почему и назывались «Чернышами».
Верхний полукруг
окна осветился выглянувшей из-за облака луной, снова померк… Часы бьют полночь. С двенадцатым ударом этих часов в ближайшей зале забили другие — и с новым двенадцатым ударом в более отдаленной зале густым, бархатным басом бьют старинные английские часы, помнящие севастопольские разговоры и, может быть, эпиграммы на царей Пушкина и страстные строфы Лермонтова на смерть поэта…
Все успокоилось. Вдруг у дома появился полицмейстер в сопровождении жандармов и казаков, которые спешились в Глинищевском переулке и совершенно неожиданно дали два залпа в
верхние этажи пятиэтажного дома, выходящего в переулок и заселенного частными квартирами. Фабричный же корпус, из
окон которого кидали кирпичами, а по сообщению городовых, даже стреляли (что и заставило их перед этим бежать), находился внутри двора.
Благодаря ей и
верхнюю, чистую часть дома тоже называли «дыра». Под
верхним трактиром огромный подземный подвал, куда ведет лестница больше чем в двадцать ступеней. Старинные своды невероятной толщины — и ни одного
окна. Освещается газом. По сторонам деревянные каютки — это «каморки», полутемные и грязные. Посередине стол, над которым мерцает в табачном дыме газовый рожок.
А в конце прошлого столетия здесь стоял старинный домище Челышева с множеством номеров на всякие цены, переполненных Великим постом съезжавшимися в Москву актерами. В «Челышах» останавливались и знаменитости, занимавшие номера бельэтажа с огромными
окнами, коврами и тяжелыми гардинами, и средняя актерская братия — в
верхних этажах с отдельным входом с площади, с узкими, кривыми, темными коридорами, насквозь пропахшими керосином и кухней.
Поблескивают золотыми надписями кожаные переплеты сквозь зеркальные стекла шкафов.
Окна занавешены. Только в
верхнюю, полукруглую часть
окна, незашторенную, глядит темное небо.
Это было уже слишком. Харитон Артемьич ринулся во двор, а со двора на улицу, на ходу подбирая полы развевавшегося халата. Ему ужасно хотелось вздуть ругавшегося бродягу. На крик в
окнах нижнего этажа показались улыбавшиеся лица наборщиков, а из
верхнего смотрели доктор Кочетов, Устенька и сам «греческий язык».
Если встать на лавку, то в
верхние стекла
окна, через крыши, видны освещенные фонарями ворота завода, раскрытые, как беззубый черный рот старого нищего, — в него густо лезет толпа маленьких людей.
Тотчас же вдребезги разлетелось
верхнее стекло
окна и на стол около бабушки упала половинка кирпича.
Только 6 домов покрыты тесом, остальные же корьем, и так же, как в
Верхнем Армудане, кое-где
окна не вставлены вовсе или наглухо забиты.
Розанов, подойдя к калитке этого дома, поискал звонка, но никакого признака звонка не было. Доктор отошел немного в сторону и посмотрел в
окно верхнего этажа. Сквозь давно не мытые стекла на некоторых
окнах видны были какие-то узлы и подушки, а на одном можно было отличить две женские фигуры, сидевшие спиною к улице.
В
верхнем этаже некоторые
окна были с выбитыми стеклами, а в других стекла были заплеснелые, с радужными отливами; в нижнем этаже их закрывали тяжелые ставни.
Окна верхнего этажа были чрезвычайно малые и совершенно квадратные, с тусклыми, зелеными и надтреснувшими стеклами, сквозь которые просвечивали розовые коленкоровые занавески.
Окна в
верхнем этаже были заколочены, а низ находился во владении капоров и салопов.
Бывало, только что все разойдутся и огни из гостиной перейдут в
верхние комнаты, где слышны становятся женские голоса и стук отворяющихся и затворяющихся
окон, я отправляюсь на галерею и расхаживаю по ней, жадно прислушиваясь ко всем звукам засыпающего дома.
Зала очаровывает Александрова размерами, но еще больше красотой и пропорциональностью линий. Нижние
окна, затянутые красными штофными портьерами, прямоугольны и поразительно высоки,
верхние гораздо меньше и имеют форму полулуния. Очень просто, но как изящно. Должно быть, здесь строго продуманы все размеры, расстояния и кривизны. «Как многого я не знаю», — думает Александров.
Днем они, поочередно занимая друг у друга опорки и
верхнее рваное платье, выбегали из ворот в Глинищевский переулок и становились в очередь у
окна булочной Филиппова, где ежедневно производилась булочной раздача хлеба, по фунту и больше, для нищих бесплатно. Этим подаянием и питались подшибалы, работавшие у В.Н. Бестужева.
Всех этих подробностей косая дама почти не слушала, и в ее воображении носился образ Валерьяна, и особенно ей в настоящие минуты живо представлялось, как она, дошедшая до физиологического отвращения к своему постоянно пьяному мужу, обманув его всевозможными способами, ускакала в Москву к Ченцову, бывшему тогда еще студентом, приехала к нему в номер и поселилась с ним в самом
верхнем этаже тогдашнего дома Глазунова, где целые вечера, опершись грудью на горячую руку Валерьяна, она глядела в
окна, причем он, взглядывая по временам то на нее, то на небо, произносил...
Для сей цели Миропа Дмитриевна наняла
верхний этаж одного из самых больших домов на Никитской и разбила этот этаж на номера, которые выкрасила, убрала мебелью и над
окнами оных с улицы прибила вывеску: Меблированные комнаты со столом госпожи Зверевой.
Верхний этаж, о семи
окнах на улицу, занимала сама хозяйка, в нижнем помещался странствующий полководец, Полкан Самсоныч Редедя, года полтора тому назад возвратившийся из земли зулусов, где он командовал войсками короля Сетивайо против англичан, а теперь, в свободное от междоусобий время, служивший по найму метрдотелем у Фаинушки, которая с великими усилиями переманила его от купца Полякова.
Малюта вышел. Оставшись один, Максим задумался. Все было тихо в доме; лишь на дворе гроза шумела да время от времени ветер, ворвавшись в
окно, качал цепи и кандалы, висевшие на стене, и они, ударяя одна о другую, звенели зловещим железным звоном. Максим подошел к лестнице, которая вела в
верхнее жилье, к его матери. Он наклонился и стал прислушиваться. Все молчало в
верхнем жилье. Максим тихонько взошел по крутым ступеням и остановился перед дверью, за которою покоилась мать его.
Я снова в городе, в двухэтажном белом доме, похожем на гроб, общий для множества людей. Дом — новый, но какой-то худосочный, вспухший, точно нищий, который внезапно разбогател и тотчас объелся до ожирения. Он стоит боком на улицу, в каждом этаже его по восемь
окон, а там, где должно бы находиться лицо дома, — по четыре
окна; нижние смотрят в узенький проезд, на двор,
верхние — через забор, на маленький домик прачки и в грязный овраг.
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил в нем еще в
верхнем этаже. Кабинет, в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень высокая комната с четырьмя большими
окнами. Большой портрет императора Александра I висел на главной стене. Между
окнами стояли два бюро. По стенам стояло несколько стульев, в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом кресло Николая, стулья для принимаемых.
Фасад, с резным крыльцом посередине, обращён во двор, из его шести
окон виден тёмный и слепой, наглухо забитый
верхний этаж барского дома, источенная ржавчиною рыжая крыша, обломанные ветром трубы, согнутые флюгера и презрительно прищуренные слуховые
окна.
Выше в гору — огромный плодовый сад: в нём, среди яблонь, вишенья, слив и груш, в пенном море зелени всех оттенков, стоят, как суда на якорях, тёмные кельи старцев, а под
верхней стеною, на просторной солнечной поляне приник к земле маленький, в три
окна, с голубыми ставнями домик знаменитого в округе утешителя страждущих, старца Иоанна.
Сквозь пустые
окна верхнего этажа видно небо, внутри дома хаотически торчат обугленные стропила, балки, искалеченные колоды дверей; на гниющем дереве зелёные пятна плесени, в мусоре густо разросся бурьян, из
окон сонно кивает чернобыльник, крапива и пырей. С одной стороны дома — сад, в нём обгоревшие вётлы, с другой — двор, с проваленными крышами построек.
Верхнее отверстие шахты с каждым шагом вниз делалось все меньше, пока не превратилось в небольшое
окно неправильной формы.
Вот и место пожарища, сгорел спальный корпус № 8,
верхний этаж. Казарма огромная — о 17
окон, выстроенная так же, как и все остальные казармы, которые я осмотрел во всех подробностях, чтобы потом из рассказов очевидцев понять картину бедствия.
Упираюсь шеей в
верхнюю перекладину и слышу треск — поддается тонкое железо кибитки слухового
окна.
На бечевке, протянутой от выступа печи до
верхнего косяка двери, висела грубая посконная занавеска, скрывавшая правое
окно и постель рыбаковой дочки; узковатость занавески позволяла, однако ж, различить полотенце, висевшее в изголовьях, и крошечное оловянное зеркальце, испещренное зелеными и красными пятнышками, одно из тех зеркальцев, которые продаются ходебщиками — «офенями» — и в которых можно только рассматривать один глаз, или нос, или подбородок, но уж никак не все лицо; тут же выглядывал синий кованый сундучок, хранивший, вероятно, запонку, шелк-сырец, наперсток, сережки, коты, полотно, две новые понявы и другие части немногосложного приданого крестьянской девушки.
Отвесив мальчику подзатыльник за оплошность, приемыш молодцевато поправил шапку и направился к двухэтажному зданию, стены и кровля которого сливались с мраком, между тем как
верхний и нижний ряд
окон горели, как отдушины огромной плавильной печи.
Он молча оттолкнул её, прошёл в свою комнату и с первого же взгляда понял, что все его страхи напрасны. Деньги лежали у него за
верхним наличником
окна, а на наличник он чуть-чуть приклеил маленькую пушинку, так что, если бы кто коснулся денег, пушинка непременно должна была слететь. Но вот он ясно видел на коричневом наличнике — её белое пятнышко.
Он продолжал стоять у
окна и глядел в открытую форточку на дремлющие в тени кусты и цветочные клумбы. Луна била ему прямо в лицо и ярко обливала своим желтым светом всю
верхнюю часть его тела.
Во время этого сна, по стеклам что-то слегка стукнуло раз-другой, еще и еще. Долинский проснулся, отвел рукою разметавшиеся волосы и взглянул в
окно. Высокая женщина, в легком белом платье и коричневой соломенной шляпе, стояла перед
окном, подняв кверху руку с зонтиком, ручкой которого она только стучала в
верхнее стекло
окна. Это не была золотистая головка Доры — это было хорошенькое, оживленное личико с черными, умными глазками и французским носиком. Одним словом, это была Вера Сергеевна.
Любопытные видали в замочную скважину: дорогой варшавский ковер на полу этой комнаты;
окно, задернутое зеленой тафтяной занавеской, большой черный крест с белым изображением распятого Спасителя и низенький налой красного дерева, с зеленою бархатною подушкой внизу и большою развернутою книгою на
верхней наклонной доске.